' 41
■^■'■
,.1
вестей к
тк -т-гГ|-
СУББОТА, 59 СЕНТЯБРЯ, 1945
Ей ■
1.^
к.
|п5
<ф4 д
I
Москва, сентябрь. Iбёргском, там было полундры: но-]рое началось в Сталинграде и за-В дни боев за Берлин мне дове- - вые ворота пришлось самим стро- канчивалось в Берлине.
лось встретить на Краснознамен- | ить, а ной Днепровской флотилии два ! мают катера, история которых показалась мне цербыкновенной.
Мы догоняли соединение капитана 1-го ранга Лялько, пробивавшее себе путь к Берлину по каналу, заваленному взорванными мостами. Задорно подняв нос и чуть не до половины своего крохотного корпуса выскочив из воды, полуглиссер — маленький н;^^ываем.ый так за свою с
тут... закинули ручку и ду-— стоп! Врешь, гад, у нас свой агрегат!
Он приспособил ломик и петлю к шетсеренке поворотной тумбы и налег на него всем своим несложившимся еще, юношеским телом. Грузная немецкая механика, понуждаемая русской смекалкой, и точно, приш.1а в движение, открывая ворота. Не з'труждая себя,
Весной прошлого года в родную флотилию вернулись и два '"малыша" — их так ласково зовут здесь — два бронекатера отличного от других типа и меньших по тоннажу — номера 36 . и 37.
Они стояли в канале Гогенцоллерп, так же прикрывшись зеленью и так же гордо выставив из нее своп гвардейские орденские кормовые флаги, подняв стволы маленьких, катер,' старшина перестал крутить тумОу, |но грозных для врага орудий, не-посоо-,едва в воротах образовалась уз-{терпеливо всматриваясь вперед, ность как бы скользить по воде,' кая щель, достаточная для прОхо-1 худа, где трудолюбивый "Азик"
— мчал нас по Одеру, хмурому и: да вверенного ему катера. Тогда | _1 катер-мастерская _ режет го-
тгмному в птот облачный апрель-1 он ввел его в шлюз, закрыл пер-, чу^^л огнем ацетилена мост, за-гкнй день. Быстро отбегали назад.'вые ворота и, подхватив свой "аг-' в;\лпвтий им дорову в близкий уже недавних боев. С правого} регат", побежал ко вторым Гер- Берлин. Они были похожи друг на
манская вода покорно подняла советский катер, и мы снова вышли в канал.
По обоим его берегам стоялп
ви алели, как ордена.
Они нес^п по Киеву флотскую честь, советскую гордость, боль-
шевистскую непреклонность — в стане фашистского насилия, бесчестности и рабства. В городе, захваченном немцами, погруженном в бездну отчаяния и мрака, они
М(Ч"та недавних боев. С берега сумрачно гляделись в реку немецкие городки и деревни, разрушенные немецкими же снарядами в отчаянной попытке сдержать ураганным огнем части Красной Армии, стремившиеся к переправе. Левый берег был весь изрыт тран-П1еями и блиндажами, усеян дотами, вделанными в крытую еш дпм-бу. и вплотную к воде, сплошь — колесе» к колесу — пштавлон орудиями: здесь и[>оХ(1Дил руб(>ж не-
Олере".
друга.
знецы, I жизнь I Вместе
как всю они они
олизнецы. и, как оли-свою необыкновенную провели неразлучно, ворвались в Героцк,
корабли, знакомые мне с прошлс1Й 1 бок-о-бок дрались в штурме Боб-весны, когда я видел их на При-! руйска и вместе влипли' в непри-пятн. в боях за Петриков и До1>о- ятность под Демблином: погпли
' шевичи — прежнюю базу флоти-;.1ии, откуда она начала свой страД-I ный и великолепный п\ть: от Пин-ска до Сталинграда и от Сталик-:града до Берлина. Они спрятались
М1Ч1К0Й обороны, "вал на V..д^ • туг под нависшими деревьями, последняя нпдежда оореченншГ ^'^ проросши густой зеленью — Германии, безумная мечта о чут-.' „ышными кустами, привязанными Чудо не состоялось: Красная^ к поручням, раскидистыми вегвя-Армия, перешагнувшая этот "валами, воткнутыми в иллюминаторы на Одере", была уже далеко за, или торчащими из люков, из гор>-
разведать проход для больших бронекатеров и попали под прямую наводку танка, замаскированного в кустах. Один из них получил сразу три попадания, из экипажа
ним. у' предместий Берлина, а са- ловин, из орудийных башен. — мый вал перестал существовать, и только по "свисткам '"захожде-Траншеи его были завалены зем- ния"' да по фигурам вахтенных, лей. поднятой взрывами авиа-! появляющихся из зарослей, чтобы бомб, блиндажи вздымали к небу ^ приветствовать нас по уставу, и пгреломанные накаты, орудия --.можно было обнаружить." что' тут скособоченные и церековерканные ('притаилось множество боевых ко--— лежали за дамбой обширным I раблей.
гкладом металлического лома, и Хотя в те дни окончательного бронированные доты, оонажениые разгрома Германии немецкие са-от земляного покрытия и зияющие I молеты в небе были зрелищем
крайне редкостным, но война не была кончена и. маскировка не отменялась. А раз так — корабли
зазуоренными краями прямых попаданий, походили на огромпые консервные банки, вскрытые по-солдатски ударом штыка и по использовании небрежно кинутые в траву.
В этой привычной уже картине с.1едов нашего прорыва взгляд М1>й поразило нечто новое: за вы-|тупом дамбы. УГЛОМ врезавшей'^я в 'Одер, вдруг 'показались совершенно исправные орудия — одно, другое, .третье — целая батарея. Они вздымали над дамбой свои пятнистые стволы, уставив их на правый берег, на ме'сто перерпавы. место
Замки орудий были открыты, и ! отступление от правил маскировки, снаряды лежали тут же в ящиках кормовые флаги нынче были ясно с аккуратно откинутыми крышка-1 видны сквозь зелень; не хотелось ми. Возле не было ни одного не-; лтим кораблям прятать свой флаг, трупа: видимо, прислуга
укры.тись с той привычной тщательностью, которая не раз спасала их в более тяжкие времена, когда немцы охотились за каждым отдельным катером, оценив на опыте эти крохотные кораблики., способные прорват1.ся по реке во | фланг, высадить дерзкий десант,' обстрелять неуязвимые, казалось (бы, тылы, перевезти на себе огромное количество советских войск и даже танков в самое угрожаемое немецкой обороны. "Но, в
цепкого сбежала, не ших войск, -товая к бою.
ЕОГО
Он и точно необыкновенент На дожидаясь удара на- | белом его полотнише виден в кры- , - и эта батарея, го-^ле орден Красного Знамени, а вы-I не сделавшая и од-:ше синей флотской полосы вьется выстрела, так и стояла над,черно-желтая лента: полный пггул
Одером впечатляющим и вырази-1 этих маленьких, как-бы игрушеч-тельным памятником разгрома и I ных кораблей, завоеванный ими в ;
отчаяния.
Река разлилась в широкий плес, и катер, резко в устье канала.
пплн к воде ближе, берега сузились, переходя в ровные откосы, канал плавным изгибом повел вправо, и впереди показались высокие ворота шлюза. По переходному мостику шла торжественная
боях, пожалуй, не поместится борту самого длинного из них
готическая
надпись лерн-канал", а ниже предупреждение:
повернув, вошел ;'-Второй гвардейский Бобруйский Деревья подсту- Краснознаменный дивизион речных кораблей Краснознаменной Днепровской флотилии". Гвардейским дивизион стал в Сталинграде. Бобруйским — в дни начала нашего наступления 1944 года, орден Красного Знамени получил на
са-1 осталось лишь трое моряков. Ка-— {тер был обречен на гибель. Второй "малый!"' вступил в единоборство с танком и, отстреливаясь, ухитрился взять близнеца на бук-1'ир и вывести его из-под огня.
Вместе же два "малыша"' начали войну в первый же час боем на границе. Вместе они огрызаясь, отходили потом по Припяти в Днепр. И тут в Киеве в трагические его 'дни сентября 1011 года война для I обоих "малышей"' закончилась: [они были затоплены в Днепре сво-, ими экипажами, вынужденными отходить к своим сухим путем. Недвижные, бездыханные, омертвев-|пше лежали в Днепре оба "малы-' гаа"' б(1к-о-бок. не видя, не чуя, 'что Д1 лается там, над водой.
А там по Крещатику немцы вели на казнь группу моряков-днеп-ровцев.
Отку,м именно они были и как их звали, мы не знаем. Может быть, это были уцелевшие моряки с тех катеров, которые погиб-'ли в устье Припяти в ночном бою 31 августа, когда из всего подразделения капитана 3-го ранга Мак-сименко прорвались из окружения один бронекатер и один монитор. Может быть, они были с какой-нибудь передовой базы, очутившейся в глубоком тылу врага, и их поймали, когда они маленькой речкой кучкой или поодиночке пробирались к своим, упрямо, одержимо и смело. Более счаст.тивые их товарищи добралй'сь до Москвы — я видел их там, в самые тяжелые ее дни, в конце ок-тября. исхудавших, почерневших, заросших бородой и едва держащихся на ногах, но пылай->щих неукротимой ненавистью к врагу. Они просили тогда только об о§ном: направить их на фронт, не дожидаясь, пока вернутся их силы, вымотанные двухмесячным голодным и опасным блу-1жданием по лесам и болотам среди немецких гарнизонов. Их включили в ту знаменитую бригаду мор-
проходили квартал за кварталрм как вестники грядущей нашей победы. Тогда она была еще далека. Она была скрыта от глаз многих дымами пожарищ, черными столбами бомбежек, пылью, поднятой неисчислымымп немецкими тапками над Украиной. Белоруссией, ЛатвиеГ!, Эстонией. Литвой. .Д1ол-давией. Но она супичтвовала уже. Она была неизбежна, не отврати-ма, неминуема. Вся история нашего народа, которыП никогда не становился на колени перед вра-го.м, как бы силен и грозен тот1 ни был, определяла ее приход. И | поэтому слова, которые один моряк кинул в толпу. следивп1ую за ними в молчаливом скорбном восторге преклонения, прозвучали как клятва всего этого великого народа:
— Не плачь, бабьа. Силен Советский Союз, не 1>:11>.имот1.. Нас убьют — другие к ьам вернутся.
Множество киевлян, видевших этот трагический и торжественный проход моряков в черную пропасть смерти, навсегда запомнило их прекрасную, светлую силу, и слух о том неведомыми путями проник через огненную линию фронта, достиг нас в осажденном Овасто-поле, дошел до балтпЛцев в блокированном Ленинг]>алс. — и мы сберегли эти слона беззаветного напюго товарища, мпряка-днещюв-ца. утверждающие силу, бесст])а-пше и гордость с(| ноте кого человека.
Наконеп. моряков убили — и
, Москва.
Еще и тридцати лет не прошло с тех пор, как китайская художественная литература
ввела в свой
обиход живой современный язык и стала черпать сюжеты из нынешней жизни. Это было новшеством.
показывает. Рассказывает с подчеркнутым спокойствием,,и это кажущееся спокойствие сильнее горячих слов передает горькую правду жизни.
Л^ы'можем сказать, что .1у Синь первым дал в китайской литер.ату-
завоеванным в тяжелой и упорной. ре реалистическое описание дерев-
борьбе со сторонниками феодаль- нп. ных традиций в литературе, и среди имен победителей первым следует назвать умершего в И)36 году'.Ту Синя.
.1у Синь родился в 1881 году, но систематически печататься начал поздно, в 1918 г., и его первые рас калы были уже рассказа-ми зрелого писателя.
Он родился в интеллигентной бедной семье и с тринадцати лет кыиу-кден был жить у родственников, державших его из милости, и дорогу в жизни пробивать собственными силами. После окончания школы он два года провел в медицинско.м колледже в Японии, откуда уп1ел, потому что, как он пишет в своей биографии, им овладела мысль, что "Китай нуждается в развитии новой литературы и искусства, способствующих распространение) идей национального самосознания в широких массах населения"'. Осупюствпть эти идеи оказалось нелегко, и в Китае .1у Синь Д(1лгое время преподавал в средней школе и не имел возможности отдаться по-настоящему литературной работе. В 1919 году .1у Синь был одним из вождей "литературной революции"', движения за демократическую литературу, и во.зглавил группу писателей реалистического направления, лозунгом своим выдвинувших "искусство"' для жизни"'.
с юпоиюских лет и до последнего дня Лу Синь неустанно ду-р1ал о благе своего на'рода, стра-1даниям и чаяниям которого посвящены его произведения.
Писатель большого таланта п неподдельной искренности, писа-
сбросили в Днепр.
Бережно омыла днепровская вода их окровавленные тела, растворив ПООСТЫВШУЮ кровь в чистых
?.1;пм1.''''^"л?' ^п-"п^ т^-1ь пшроко Образованный и всей
бк Т?..а • " '-'^'"»^>кизнью своей связанный с наро-
оы вся ненависть к врагу. ,«оя! .^.^^ д^.^„д^ ^^^д^.^^^.^. ^
флотская гордость, вся неизоыв-1 ная флотская силища перешла
Он не. побоялся сделать героем своей повести забитого, потерявшего человеческое достоинство Л-^ ("Подлинная история А-^"). Об этом он с тонким юмором ппше!' во введении к повести, напоминая, что. подобных иеторнческих биографий еще не бывало: все больше писали о людях знаменитых. Кто же такой А-^? Бпкто не знает, где родился Л-^, и никто не знает его настоящего имени, и уже эти.л1 как бы подчеркивается типичность его. Он работает на всех, и все его бьют, и даже сам он с удовольствием ударяет себя. Деревня невежественна и страшна в своем невежестве, она трепещет перед старшинсШ, требующим подношений, трепещет перед "почтенными"' семьями и испытывает уважение даже к презренному А-^ только потому, что он побывал в городе, и видел казнь и всякие другие вещи. Дошли слухи о революции, и "почтенные" семьи заискивают перед А-^: "Уважаемый А-^, — осторожно окликнул его почтенный Чжао". Постепенно, к радости "почтенных"' семей, выяснилось, что все остается прежним, на тех же местах, с теми же чиновниками, а А-^ "к рево.тю-ции не присоединился''.
К великому удовлетворению деревни разбойники ограбили дом "почтенного"' Чжао, Заподозрен был, конечно, А-р, и его расстреляли. "Что касается общественного >шения, то в Вэйчжуане не было двух мнений, — все, конечно, утверждали, что А-^ был виновен, бесспорным доказательством этого служила его казнь. Не будь
на
"Гогенцол-строгое "Нихт анкерн!"
("Якорей не бросать!"').
Последнее бы.то, собственно говоря, совершенно излишне: корабли Краснозна.меннной Днепровской флотилии, пришедшие сюда по десяткам рек и каналов из самого Сталинграда, вовсе и не собирались бросать здесь якоря. Наоборот: к Берлину, теперь уже близкому, . они ' стремились * с еще большей настойчивостью и страстностью, чем рвались к нему, еще да.текому, в боях на Припяти и Березине, "на Западном Буге и Висле, на Варте и Одере, день и ночь пробиваясь к нему от самой Волги через тысячи препятствий — через взорванные мосты, завалившие фарватер, через минные поля, через обсохшие перекаты и выведенные из строя шлюзы.
Вот и этот шлюз — первый на канале Гогендоллерн, соединяющем Одер со Шпрее, берлинской рекой, — к употреблению оказался негоден: ручки механизмов утоп.дены шлюзовым мастером, сам он убежал, и оставалось только удивляться, как ухитрилось пройти этот шлюз соединение кораблей, которые мы догоняли. Но разгадка пришла тут же. Старшина %о-луглиесера, девятнадцатилетний паренек, потратил на осмотр ров-
НО минуту. ■.
— 'Ясно, Устройство знакомое..^
1р)ЕР^зррко^^:;о^
Припяти за штурм Пинска.
Старые моряки говорят: "Ко-раб.1ь — это кусочек родной земля, плавающий на чужбине"'. С особенной силой вспомнились .мне эти мудрые флотские слова здесь, в глубине Германии, на канале, ведущем в Берлин, когда я увидел эти боевые корабли.
Здесь стояли корабли, помнящие всю оборону Сталинграда. На бортах бронекатеров, как боевые шрамы, все еще виднелись следы немецких мин и снарядов, под градом которых они по нескольку раз в день пересекали Волгу, чтобы достать городу-герою войска, боеприпасы, продовольствие. Эти же раны видны я на корпусах тральщиков, которые изо дня в день бродили по минным банкам очищая Волгу от мин; — магнитных акустических, ударных, а в перерывах между тралениями вместо отдыха принимали на себя войска и грузы, чтобы также доставить их на правый берег, а;^вывезти оттуда раненых. Были среди этих кораблей ветераны, попавшие на Волгу откуда-нибудь с Днестра или с Азовского моря, йьг державшие всю тяжесть первого периода борьбы с врагом, были и те, что не знали горечи отступления, — дети войны,, рожденные трудом ,советсйого народа в дни, когда, вставала, уже над: Волгой, заря нашей победы.
Из Сталинграда все ли шш тол1Йй)Ша'запад^ иного курсй.'- Десятки рек и кана-' дрв, пройденных рёброскйш ной|рекнр ■нйх-:|рй прнфечныз^^
ходов "на огневые йрзнции для под-
ской пехоты, которая позже покрыла себя славой в штурме Солнечногорска — в первой' победе, начавшей разгром немцев под Москвой. Там они погибли почти все.
Нх братьям, расстрелянным в Киеве, досталась на долю более тяжкая смерть — смерть не в бою с оружием в руках, когда матрос отдает свою жизнь в обмен на десяток вражеских. Им досталась казнь — длительная, медленная, проду.манная немецкая казнь, рассчитанная на то, чтобы сам осознал свою смерть. Чтобы мука ожидания конца отняла непокорный дух,г^ ясную мысль, твердую волю, честь, гордость — все то", что составляет понятие человек, — п в нескончаемом предсмертном томлении он должен с ужасом почувствовать, что вот-вот он готов потерять свое достоинство, кричащ, молтггь о пощаде, стать на колени, чтобы только подышатт. еще минуту, еще мгновение... Нет смерти тяж-елеё этой. Животный инстинкт самосохранения вступае^' в борьбу с человеческим сознанием, цепляется за жизнь, подсказывает подлую надежду: "Покорись, 6трекпсь,>=едайся — и, может быть, тебя пощадил, ты будешь жить, пусть рабом — но жить!.." Лишь сильные души выдерживают этот дьявольский искус надеждой — и уходят ■ из: жизни теми, кем они. в действительности в ней и были, — Людьми. ^ Израненные в * отчаянное! ■, бо1р, •
из тех струй в стальные корпуса: когда в славе и победе вернулось в Киев наше знамя, как обещано то было киевлянам днепровским моряком, когда подняли из воды эти катера и на палубу их, еще ржавую, еще покрытую зеленой и скользкой тиной",- ступили ногой другие моряки, — точно сильнейший ток ударил в них из этой стали, и неубиваемая, бессмертная сила подвига пронзила крепкие молодые тела, дошла до сердца и зажгла в нем тот же оГ(1Нь. каким два года назад горели сердца легендарных киевских смертников-днеп ровцев.
Не ^та ли сила преемственности подвига, для котр1)ой мы нашли наименование "традиция", увлекала потом днепровцев на отчаянно смелый штурм Бобруйска, на лобовую атаку береговых*укреплений Пинска, на славные боевые дела под .1унинцом, Петриковом? Разве не то же презрение к смерти жило в лейтенанте Алексее Чалом, который в каждом десанте кидался на пулеметы и орудия врага первым среди первых? Й не это ли безмерное упорство воли было на б{х)некатере Л» 92, погибшем в бою за Пинск?
На него обрушился весь огонь врага (он мчался к берегу первым), три прямых попадания зажгли его — катер продолжал стрелять. Наконец, пламя взвилось над самой орудийной башней, дым окутал ее, но из дыма кто-то продолжал посылать залп за залпом. Был ли это командир орудия, старшина 2-й статьи Насыров, или заряжающий*, краснофлотец Куликов, пли оба они еще были живы в своей горящей башне, — но этот "кто-то" стрелял до тех пор, пока не взорвался вместе с башней и катером...
С уд1гвнтел1)Ным чувством смотрел я на "малышей". Двадцать шесть месяцев провели они глубоко на дне Днепра — и вот из подводного мрака, из небытия, ' из смерти они воскресли, чтобы прит-ти в Германию победителями. Ладные, крепкие, щеголеватые;' какие-то праздш1чные»в зеленом сво-. ем убранстве они стояли на серой и хмурой ]в.оде немецкого канала светлы видением иного мира., "Корабль — это ■■кусочек род-' ной; земли, плаваЮ!П^ий на, чужбпг
ро место не только в китайской литературе, где он является первым писателем современности, но и в литературе мировой. Поэтому надо привет1'твовать выпущенный Гослитиздатом сборник избранных произведений .1у Синя, часть которых появляется на руско.м языке впервые. В сборник "вошли рассказы .Ту Синя из книги "Клич", написанные в период 1918—22 гг., из книги "Блуждания"', вышедшей в Китае в" 1925 году, и стихотворения в прозе, печатавшиеся, начиная с 1924 года.
Эти произведения знакомят нас с жизнью современного Л у Синю Кптая. Они написаны простым языком, точным и образным. Традиции старой китайской литературы, которую Лу Синь знал пр'е-восходно, ее веками выработанный лаконизм он соединил с новой для Китая европейской манерой построения художественного произведения, и это сочетание дало весьма положительные результаты.
Лу Синь принадлежит к тем писателям, которым не нужно выдумывать; слишком много видел и пережил он сам — в его произведениях очень силен автобиографический элемент, так тесна его связь с тем, о чем он пишет. .
Герои Лу Синя типичны для Китая, в то же время каждый из них запоминается по тем индивидуальным чертам, какими наделил их автор. Перед нами Китай такой, какой он есть, Китай описанный человеком, беспощадным к тому, о чем он пишет, не стесняющимся показать самое страшное, потому что больше всего на свете он хочет, чтобы этого не было, потому что вся его жизнь отдана созданию счастья народа. "Я убе;рен, что литература может помочь развитии) самосознания китайского народа, и решил посвятить свою жизнь литературной работе".
Рассказы Лу Синя привлекают нас не оригинальным развитием фабулы, В них этого нет, они статичны подчас
Трудно излагать содержание рассказов Лу Синя, потому что фабула в них играет второстеисп-ную роль, на первом же плане вой, яркий диалог и внешне бесстрастное, иногда чуть ироппче-ско(> рассуждение автора.
Тема деревни переплетается с трагедией интеллигента того впо-мепи, когда кончается старый Китай, а новый только начинает вступать в свои права.
Вот неспособный Ни к какой р;1-боте и никому в жизни не нужиий Кун И-цзп Г"Кун И-цзи"'У. Оп пристрастился к вину и оиусти.пя до воровства, но тщательно" сох|1а-няет висящий на нем лохмогь;1М1г халат, что несомненно должно отличать его от мужланов, нпгягних короткие куртки." Он щеголяет непонятными для окружающих пи-татами из классических книг, илт ним смеются; он не возбужтасг в посетителях винной лавки ;ка-лости и тогда, когда с перебитыми за воровство ногами приползает п винную лавку.
Неудачник, школьный учитс.п. Чэнь'Ши-чэн Г"Блеск'"') мсчтмст о карьере чиновника, ипит • ч 1-стья, и его преследует олпа стрпп-ная мысль: он хочет найти срмм1-1ШЙ клад, о котором ои в рапном дететве слышал от св(1(^й баб\!111Л1. После мучительных поисков пгт находит заржавленную мнисту и
скалящую зубы П0лупсТЛ<>вП1М<1
челюсть. Обезумевпшй. он б|)П(;|-
етСЯ в пруд. Трагичность :>11ИЗ'Ч:1
усугубляется спокойной мапср'Я автора, в конце рассказа перехпщ-щего на "протокольный" стил..
Они все разные, эти .11<аи. 11.1-селяющие рассказы .1у Гинл. и все они должны уйти вместе со сти-рым Китаем. В "Празднике .■Ии"' учитель и чиновник Фан СюанТГ-чо усвоил себе удооную (Ьплост^иь. которая под лозунгом "рпзнипа невелика"' оправдывает вес на свете, потому что. если бы П".мс-нять людей .местами, они быстро
он виновен, разве его расстреляли
бы? Общественное мнение в горо- привыкли бы к новому полпжгншп. .де тоже было не на стороне А-р.
не"... Я. смотрел на эти два крохотных корабля^ \1 И:счастливая: гррдост;^. ;охватила ,м^ня^
Щ рыли в: гр^ Казалось, что мы*— на грани небытия: еще натиск,-еще усилие врага — и мы исчезнем, погиб-
по существу, и писатель больше рассказывает, чем
тоже было не на Почти все остались недовольны, считая, что расстрел не так интересен, как отсечение головы. И потом, что это за преступник! Его так долго возили по улицам, а он ни одной песни не спел! Зря за ним ходили, только время потеряли..." Нелепо жил и нелепо умер человек, не имевший даже имени, а рядом с ним — жалкие, темные, несчастные люди, радующиеся тому, что есть кто-то, над кем и они могут показать свою власть.
Так смело кптайскля деревня была показана впервые, и недаром пишет .1у Синь в предисловии к первому русскому переводу повести: "Нашлись такие, которые об'явпли повесть безумным бредом. Потом ее назвали насмешкой.'
и
а некоторые увидели в пей сатиру. Наконец, я услышал, что моя повесть — холодное издевательство..."
- Когда "Подлинная история А-^" появилась на французском языке Га она переведена на русский, французский, английский и японский языки), она встретила одобрение Ромэн Роллана.
В рассказе "Завтра" тшкело бо- тор лен ребенок у бедной вдовы, един- товарища ственная ее радость в жизни. Де-
ревня не знает врачей, и мать по- историю своей жалкой жизни.
и ничего бы не изменилось. Та думает, потому что ему это утч'|. нее, иной же взгляд на ветии т"-ставляет неприятности. Он нр способен даже на действеншлй .'Гс-изм: для этого нужно напряжснм!^ воли.
Эти люди заражены кинфмш-анским ханжеством. В ра1С1;|.;р "Мыло" герой, слегка припбшип-гаийся к западной культуре, определивший сына В'англо-кптаП-скую школу и покупаь'ший ;1;снр душистое мыло, скорбит и иа тении конфуцианской морали и в^с. торгается' тем. что девушка-нищенка свято блюла традиипонн"р х-важение к старшим и всю ми.1"-стыню отдавала бабушке, себе ;кр ничего не брала. Он возмупг'н тем. что нищим мало подаьи. •Ц долго простоял, пока, пак'ччи, увидел, что кто-то подал ей и"-лушку. — А ты ей подал чтп-ни-будь? — спросила жена. — М-* Конечно, нет! Подать ей гр"ти было бы просто неудобно. Пс о. она не из простых"".
Жизнь давит, вытесняет 61,1-лые надежды, губит людей, ю'-когда полных сил и энергии. .\ч-встречает своего шко.1Ы1"Г'^ Люй Вэй-фу ("В кабачке"'). Тот рассказывает с.му
мысль
есть мысль,
свобода это это и в са-движе-
нзуродованные геетаповскйми пытками!,. д;йёпрйов1;ы шл тику в.;:сй1ерть^:на]5ё 0|еср;мерта^5^ю:^с^ века.; Ш ;Л1лй^;та^^ (тй,г(ш^
ног киевскую,;мостовую,-,шли,- по ло казаться лишь, тем, кто ,ие.знаВ опуская голов . и ,'^п6ддерживая йа-''^'^ ог^^тт^ШШ-хтк мученнБгх,своих товарищей, шли с ':пебней;уНЯЩЕ^ ЩеЩЩ?1Щййд[Й]^ .Шао|епнщ
свобода, где жизнь мом деле жизнь, то-ер^ь йие вперед, только вперёд, дерзновенное, осмысленное и вдохновенное движение к общему счастью, й где человек — это действительно человек.' , , :
Плотный взрь)[в грянул впереди. Я оглянулся, .средняя ферма моста., .в воду й, ис^: чезла^^В/; н*зй;^ ^иатррсам надоела медлительная хирургическая, операция, и они расчищали
купает билетик с предсказанием и идет за лекарством к знахарю. Лу Синь правдиво показывает тупость деревенской жизни, но он знает и отзывчивость простого человека. Несчастной женщине предлагает помощь пъянипа Лань Пи, ей помогает соседка. Сегодня умер ребенок. Что же будет завтра? Как жить дальше? Рассказ называется "Завтра", и ответа на этот вопрос Лу Синь не дает. "Лишь Темная ночь мчалась сквозь ту тишину, чтобы скорее превратиться в завтрашний день, да где-то во мраке завывали одинокие псы". Где-то брезжил рассвет, и должно было подняться солнце завтрашнего дня. Это .было время, когда завтрашний день, в дальнейшем понятый Лу Синем, был еще не совсем ясен для него, но он страстно ждал этого дня.
В рассказе "Родное село" (кстати, название молсёт быть понято шире, так как "родное село" и есть родина по-китайски) автор приезжает на родину и встречается с товарищем детских игр, сыном работавшего у них в семье батрака. Жуньту превратился в типичного крестьянина» Придавленного 'жизнью, и 14ежду,нйми дет и .не, может быть прежней близости: они стач ли ..слишком разными людьми мужик'и интеллигент.:^ наших; детей: не раздёлит^^ ^ена> и; :%о;;им ;нё; п^^ ни в, таки^^
стые дела" — смерть ората. сме1пь девушки, которой он прпвез Ц1?с1Ы и которую он, очевидно, любил, х"-тя и не говорит об этом. Рассказывает спокойно, не А-алУясь, Он загублен жизнью, у него нет сил для борьбы с нею, да он и не :^и;1-ет, как это делаетсА "...чтп ты собираешься делать дальше':' Дальше?. Не знаю. Посмотри, разве осуществилось хоть одно ил наших прежних желаний? Гейча'-я ничего не знаю, не знаю даже, что будет завтра или через минуту..."'
Правдиво и просто, в спокойной реалистической манере рисует автор картину современного ему Ьи-тая, и пусть не всегда сулит еп лучшее будущее, все равно, в этих превосходных небольших рассказах, свободно показывающих мрачную действительность, нет безнадежности. И как среди зеленых листьев, покрытых снегом," пылают алые цветы в одном из рассказов Лу Синя, так же меж строк о тяжелой й горькой жизни, калечащей людей, горит любовь автора к своему народу и вера, его в народ. Как характерен в этом отношении рассказ о великодушии рикшиГ устыдившег^э искушенного в вопросйх мЬрали интеллигента. (Шал^нькоепрр^ )\
Интересны па:.филрсофскому содержанию и ^дз^ 1Ш форме
1тани- пять, из которых представлены в