ЛИТЕРАТУРА И ИСКУССТВО
в •ВЕСТНИК 28 февраля 1987г.
ОТРЕДАКЦИИ
1987-й ГОД — год семидесятилетия Великой Октябрьской социалистической революции в России, оз-' нашновавшей собой рождение первого в мире социалистического государства. Многотрудный и героический путь прошла за это время Советская строг на, и ее литература, естественно^ не могла не отрог зитъ этот путь в сотнях, тысячах рассказов, повестей, ]к)манов.
В нескольких номерах ^^Вестник»: опубликует отрывки из некоторых произведений^ которые познакомят читателя с отдельными этапами семидесятилетней истории Советской страны и ее народа.
В сегодняшнем номере мы начинаем публиковать отрывки из знаменитого романа Дмитрия Фурманова *Чапаевк написанного в 1923 году В г^^ данскойвойны (1918—1920 г.г.) Фурманов был направлен в легендарную Чапаевскую дивизию П ных месяцев^ насыщенных боями и походами, провел он бок о бокс Василием Ивановичем. Никто другой не смог бы с большей точностью воссоздать сложный и противоречивый образ прославленного командира.
Он погиб молодым. 32 года было талантливому ^красному генералу». Но погиб, как и жил, не напрасно.
В образе комиссара Клычкова мы без труда узнаем самого автора романа.
Дмитрий ФУРМАНОВ
ЧАПАЕВ
Документальная повесть (печатается в сокращении)
I. ВСТРЕЧА
9 с^враля исполнилось 100 лет со д н я рож д е н и я Василия Ивановича Ча* паева — легендарного полководца гражданской войны.
Высокий авторитет военачальника Красной Армии и всенародная популярность пришли к Чапаеву не сами собой; Они подкреплены целым рядом блестящих побед на~д\ искушенными в военном искусстве врагами.
Самая яркая страница: героической жизни Василия Ивановича связана с командованием 25-ой стрелковой дивизией. Бу гурусланская, Белебеев-ская, Уфимская операции, в которых участвовали чапаевцы, а также освобождение ими Уральска от войск адмирала Колчака,золотыми буквами вписаны в историю Красной Армии.
В те суровые дни, когда решалась судьба Советской власти на Урале и в Поволжье, одного имени Чапаева было до-статочно, чтобы поднять
в атаку почти безоружные рабоче- кресть я некие полки.
Чапаевцы любили своего командира, готовы были идти за ним в огонь и в воду. Сам Чапаев всегда был вместе с ними, делил все тяготы и лишения кочевой военной жизни, а в бою появлялся там, где был нужней, там, где происходили самые жар-киесхватки.
От природы Чапаев был наделен острым умом, отмен ной память ю и завидной смекалкой, которые помогали в критических ситуациях принимать единственно пра-вильные^ лорой ошелом^ ляющие врага решения. Он умел побеждать по-суворовски: не числом, а умением.
В нем горел талант незаурядного организатора. ^Эш^I^олководец из-наро^т
да сразу располагал к себе людей, обладал необыкновенной притягательной силой.
И потом, после трагической гибели командира в неравном бою, его имя воодушевляло на подвиги целые поколения борцов. Оно звучало в рядах интернационалистов, защищавших свободу республиканской Испании, его несли в своих сердцах солдаты Великой Отечествен ной, оно зна КОМО кубинским революционерам и патриотам Никарагуа.
(1918 ~ 1920 гг.) Адмирал Колчак на Урале и в Сибири сформировал контрреволюционные белогвардейские части; На помощь Красной Армии из центральных областей России были направлены на Восточный фронт добровольческие рабочие отряды и среди них полк ивановских ткачей. Коммунист Фе-
дор Клычков, член Ивановского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов, назначается комиссаром в 25-ю Чапаевскую дивизию. Как примет его Чапаев, сложатся ли у них отношения! Эти вопросы тревожили Федора, и он с нетерпением ожидал встречи с прославленным героем-командиром.
• Рано утром, часов в пять—шесть, кто-то твердо постучал Федору в дверь. Отворил — стоит незнакомый человек.
—Здравствуйте. Я — Чапаев!
Федор быстро взглянул ему в лицо, протянул руку как-то слишком торопливо, старался остаться спокойным.
— Клычков. Давно приехали?
—• Только со станции... Там мои ребята...
Федор быстро-быстро обшаривал его пронизывающим взглядом: хотелось поскорее рассмотреть, увидеть в нем все,и все понять. .
«Обыкновенный чело-век, сухощавый, средне-. го роста, видимо, небольшой силы, с тонкими, почти женскими руками; жидкие темно-русые волосы прилипли косичками ко лбу; короткий нервный, тонкий нос, тонкие брови в цепочку, тонкие губы, блестящие чистые зубы, бритый начисто подбородок, пышные фельдфебельские   усы. Глаза... светло-синие, почти зеленые — быстрые, умные, немигающие. Одет в защитного  цвета френч, синие брюки, на ногах оленьи сапоги. Шапку с красным околышем держит в руке, на плечах ремни, сбоку револьвер. Серебряная шашка вмес1е_с^ ~зел етюйТТТоддёвкойПбр шена на сундук...» — так записывал вечером Федор про Чапаева-Известное дело — с дороги надо было чаю напиться, а он чай пить не стал, разговаривал стоя, вестового отослал к командиру бригады, чтобы тот пришел в штаб, куда придет вослед и он, Чапаев. Скоро шумною ватагой ввалились приехав-шие с ним ребята: закидали все углы вещами; на столы, на стулья, на подоконники побросали шапки, перчатки, ремни, разложили револьверы: Загорелые, мужественные лица; грубые, густые голоса; угловатые, неотесанные движения и речь, скроенная нескладно, зато сильно и убедительно.
И что за народец собрался! Как только лицо — так тебе и тип: садись да пиши с него степную поэму. У каждого свое. Нет,двоих, чтобы одно:
парень к парню, как камень к камню. А вместе все •— перевитое и сви;^ тое молодецкое гнездо; Одна семья! Вошел Кочнев:
— Командир бригады в штабе, можно идти...
Зашумело легкое шевеленье любопытство
осветило не одну пару на Чапаева устремленных глаз.
— Идем!
Зазвенели шпорами, грузно застучали Сбитыми в под ковы каблукам и, вышли. Федор вместе с ними. Когда пришли в кабинет командира брига^ ды, тот разостлал по столу отлично расчерченный план завтрашнего наступленья: Чапаев взял его в руки, посмотрел молча на тонкий чертеж, положил снова на стол. Подвинул табуретку. Сел. За ним присели иные из пришедших.
— Циркуль.
Ему дали плохонький, оржавленный циркуль. Раскрыл, подергал-подергал, — не нравится.
— Вихорь, поди у Аверь-ки из сумки мой достань!
Через две минуты Вихорь воротился с циркулем, и Чапаев стал вымеривать по чертежу. Сначала мерил только по чертежу, а потом карту достал из кармана. То и дело справлялся о расстояниях, о трудностях пути, о воде,_С1б__обозах—об-ут^ "ренней полутьме, о степных буранах...
Окружавшие молчали. Только изредка командир бригады вставит в речь ему словечко или на вопрос ответит. Перед взором Чапаева по тонким линиям карты развертывались снежные долины, сожженные поселки, идущие в сумраке^цепями и колоннами войска, ползущие обозы, в ушах гудел-свистел холодный утрен^ ник-ветер, перед глазами мелькали бугры, колодцы, замерзшие синие речонки, поломанные серые мостики, чахлые кустарники.
Чапаев шел в наступле-нье!
Когда окончил вымеривать — указал комбригу, ^де какие ошибки: то переход велик, то привал неудачен, то рано выйдут, то поздно придут. И все соображения подтверждал отметками, что делал, пока измерял. По некоторым вопросам, как бы за сочувствием и
поддержкой, Чапаев обращался то к Вихорю, то к Попову, то к Шмарину: —Ну, как думаешь? Верно аль нет говорю?
Не привыкли ребята разглагольствовать мно-^ го, да мало что можно было им добавить — так подробно и точно все бывало у Чапаева предусмотрено.
Федор  решил давно, до встречи с Чапаевым, установить с ним особую, осторожную, тонкую систему отношений: избегать вначале разговоров чисто военных, чтобы не показаться окончательным профаном; повести с ним политические беседы, где Федор будет бесспорно сильнее; вызвать его на откровенность, заставить вьюказаться по всем пунктам, включительно до   интимных, личных особенностей и подробностей; больше говорить о   науке,   образовании,, общем развитии, — и тут Чапаев будет больше слушать, чем говорить. Потом... потом зарекомендовать себя храбрым вой-ном, — это уж непременно и как можно скорее, ибо без этого все в глазах Чапаева, да и всех, пожалуй, красноармейцев, прахом полетит: никакая тут политика, наука, лич-. ■ные качества не помогут! Когда будет проведена эта ощупывательная, подготовительная работа и Чапаев пораскроется, будет понятен, тогда можно и на сближение идти, а пока—- пока держаться осторожно!
Федор слыхал, конечно, и читал мно^-ократно о «народных героях», сверкавших то на одном, то на другом фронте гражданкой войны. И когда присматривался — видел, что большинство их из крестьянства и очень ма--
ЛО :^ из рядов городских
рабочих.
Герои рабочие всегда были в ином стиле. Выросший в огромном рабо-чем центре, привыкший видеть стройную, широкую, организованную борьбу ткачей, он всегда несколько косо посматривал на полуанархические, партизанские затеи на-. ^ родных героев, подобных Чапаеву. Однако это не мешало ему с глубочай- ; шим вниманием к ним присматриваться и вое- , торгаться их героическими действиями. Но всегда-всегда оставалась у него опаска. Так и теперь.
«Чапаев — герой, — рассуждал Федор.,— Он олицетворяет собою все неудержи мое,_тневноё и протестующее, что за долгое время накопилось в крестьянской среде. Но стихия... черт ее ^знает, куда она может обернуться!»
(Продолжение следует)