6 Ь «ВЕСТНИК»  11 сентября 1982 г.
Валерий Поволяев
ШУРИК
ИСТОРИЯ одной жизни
Апрксандру Андреевичу Томипову
Увялая в снегу, чуть пи не по горло провапива ясь в жгучую серую кру пу, Шурик попытался оп ределитк. понять по тор чащим кронштейнам, шплинтам,сильно ли рас кручен   локомобиль, но разобраться было труд но, тут и СЭМ изобрета тель,  верно,  ничего не определил     бы  ■ груда железа под снегом и «^пк г руда железа,
Шура потряс пустой и звонкой, как старая про горевшая  кастрюля, головой; звон и пустота это от голода, не еп се годня с самого утра. От холода  он  совсем око стенел, оледенел на морозном ветру и все же с трудом раздвинул гииир упрямые губы
Он твердо знал одно' этот мертвый, не прижившийся в свое время в деревне локомобиль — ну что за машина, пыхтит, паром пуляет, отпугивает от себя воробьев, кур и собак; короче, шума много, а проку почти никакого, — этот агрегат надо во что бы то ни стало оживить. Если это удастся, с поддымниками. с ржаными караваями — с хлебом, словом, будут колхозники; не удастся, придется голодать. И ладно бы этот год - с нынешним годом все ясно как божий день; из земли, из снега, застрявшего на полях, хлеба не испечешь А уж следующая зима будет голодной — зубы на полку за ненадобностью, как пить дать класть придется.
Вот Шурик й прикинул... Ведь хлеб в район можно сдавать в первичном, так сказать, виде, необработанным — зерном, а можно и молотым — мукой. Причем муку даже охотнее принимают, чем зерно: возит» ся не надо, молоть, тратить время; когда есть мучица, засыпай ее в бадью и меси солдатам на обед душистые крутобокие буханки. И вот какая вещь: от помола ведь отруби остаются, они фронту, солдатам не нужны — не мука же! А эти отруби можно и в дело пустить, смолоть их еще раз и выпечь хлеб. Здесь, в голодном тылу! Настоящий, духмяный хлеб, не какой-нибудь «фанерный», что с опилками и с сеном пополам, а настоящий,вот ведь!
Но для этого необходимо иметь мельницу —
не кулаком же дробить твердые, как картечь, зерна
Вот у Шурика и зародился  план;  он словно лучик света в вечерней мгле,   когда солнышко уже за землю ухнуло, а звезды еще не раскоче гарили свои огни, про резался  Даже теплее в морозный, черствый ве чер от '^того лучика гдр папось.
Утром, спозаранку, когда тьма еще и не пожи-жела, Шурик привел к сараю Вениамина, Юрку Чердакова, двух стари ков - ■ Петра Овчинникова и Рлистрата Глазаче-ва.
..... Ну, и для чего мы
тут в снегу рыть будем?
- сиплым, хмурым от недосыпа голосом спро сил Елистрат Иваныч. Дело его дедовское, спать бы ему и спать в это глухое буранное время, ан нет. ночи сплошь бессонные, гудят старые кости, ноют, прокалывает их холодом и болью, нет и минуты покоя, случается, целыми ночами дед Елистрат Иваныч глаз сомкнуть не может, вот и хмур он, сиплоголос, под глазами сизые морщинистые мешки, слезами до краев налитые, ткни в припухлость пальцем, и соленая жижка прольется. Проскрипел: — Баловство это — рытье твое Сусличья работа.
— Не баловство, дед Елистрат, — живо возразил Шурик, — под снегом локомобиль схоронен, откопать его надо,
— тут он не выдержал взятого поначалу спокойного, ровного тона, сорвался, зачастил, окутываясь густым паром, давясь словами, плюща^ их, словно шоколадные конфеты, которые пробовал всего лишь один раз в жизни до войны — мать из района, со слета передовых колхозниц привозила — и, боясь, что деды. Юрка Чердаков и Вениамин пошлют его к этакой матери (так оно, кстати, и будет, если узнают, зачем ему локомобиль), пустился на военную хитрость: — Из района военкоматовские товарищи запрос прислали. Говорят, за нашим колхозом локомобиль'записан и его надо немедленно сдать. Доставить в район. Фронту он понадобился, вот.
— Для каких же это
целей.если не секрет? — недовольно пробурчал дед Елистрат.
— Видать, план кое-какой у военного командования на этот счет имеется. — не замедлил встрять в разговор дед Петро. Похмыкал. Кажется, наступал момент, когда он деда Елистрата сможет подсечь. — Только вона. Елистрат, нас с тобой в известность не поставили. Вот генералы, вошь едре-ная. совсем от рук отбились, — тут в голосе старика Овчинникова прорезалось такое неприкрытое ехидство, что Елистрат Иваныч, собиравшийся бь1Л0 прикрикнуть на приятеля, застыл в изумлении, буд то куры погнали со двора, потом, поняв, в чем дело, растянул бледные старческие губы в слабой улыбке. Перевел взгляд на Шурика Проскрипел:
— Она же ни на что не годится, машина эта. Куча ржавья, а не локомобиль. Навоз. Одна гниль.
— В военкомате сказали: если неисправен, починить надо. Кровь из носу! И сдать фронту.
— Кровь из носу, кровь из носу, — недовольно, не сходя с места, затопал ногами дед Елистрат, — а если кровянки уже нет. вся кончилась, тогда что? — Сипло втянул в себя воздух, в горле у него что-то заклокотало — хоть и крепкую стать имел дед Елистрат, прочно был срублен, а годы брали свое. — И специалистов среди нас нету, никто эту локомобилю не знает. Он, что ли, будет чинить? — дед Елистрат ткнул в своего наперсника жестким указательным пальцем, выставленным на манер пистолета. — Да он даже ложку, которой суп едят, починить не сумеет. Детскую игрушку от плуга не смогет отличить, а шуруп от лошади.
— Насчет шурупа — это ты зря, — укоризненно произнес дед Петро, вздохнул печально: опять этот партизан на него нападает! Все никак угомониться не может, тьфу! Хотел дед Петро разозлиться, да злости не было — растерял, растряс, израсходовал всю за долгие годы.
— Ладно, — смиряясь, махнул рукою дед Елистрат, стряхнул слезы, собравшиеся в углах глаз, — раз для фронта, то будем раскапывать локомобилю.
Позвали еще ребят из школы на подмогу, но откопали локомобиль только к вечеру. Агрегат этот хоть и ржав был, сплошь в коросте, а свищей и дыр, не имел, кор-
пус целый. И погорело-стей нет. У Шурика — вот ведь! — надежда затеплилась. Ломами, слегами, подкладывая под бокастую чугунную тяжесть деревянные катки, дружно ухая и роняя на снег пот, передвинули «локомобилю» в сарай, в затишье стен, где от толкотни народа, от тесноты враз потеплело, сделалось веселей, всхлипы, свист ветра стали не так страшны.
«Коллектив есть коллектив. Вместе, верно, даже умирать не страшно», — думал расстроган-ный Шурик, открывая для себя эту старую истину Заморгал благодар но
— Спасибо вам, мужики, — неторопливо покашляв в кулак, взрослым тоном произнес он. В полумраке сарая, едва освещенного лампой-семилинейкой, никто не заметил, как дрожат-трясутся губы председателя, а глаза мокро поблескивают.
— Какое там спасибо,
— отмахнулся от него дед Елистрат. — раз нужно для фронта. Теперь вот надо эту дуру к жизни возвернуть, а как возвертывать ее, одному ляху и известно, — вздохнул тоскливо, протяжно,
— мастака бы сюда, спецьялиста, он живо б раскумекал, что к чему, и нам бы подсказал.
— Делать нечего, надо попробовать самим. А вдруг справимся, а? — Шурик почему-то уверен был, что деды с этим делом обязательно совладают.
— Попробовать несложно. А если пупок развяжется? — дед Елистрат хмыкнул.
— Завяжем, — отозвался Щурик.
Перво-наперво очистили корпус локомобиля: вначале жиденько смочили керосином, чтоб он отъел коросту — керосина было мало, поэтому экономили, тряпкой по чуть-чуть втирали в металл, — затем конскими скребками прошлись, потом начисто вымыли. Дотошно проверили каждый сантиметр корпуса, с огнем облазили, не проржавел ли где металл, не то ведь мала порина, свищ неприметный потом насмарку всю работу пустят. Когда убедились, что корпус цел, начали прилаживать недостающие детали. Из тех, что были свалены грудой в сарае. На первый взгляд, конечно, смешно звучит: «прилаживать детали» Это что же, крепить их, куда какая железяка подойдет? А? Что ж тогда в итоге получится? Опять
та же груда железа, только очищенная от ржави, с «примкнутыми» колесами и завернутыми гайками? Так? Дед Елистрат Глазачев, когда Вениамин поддел его на этот счет, ухмыльнулся, сузил хитро глаза: Венька еще под стол пешком ходил, макушкой за нижнюю планку даже не задевал, когда он, Елистрат Иваныч, уже был приставлен после коллективизации к этой машине. Как бывший красный партизан. Хоть и не механиком был приставлен, а простым работягой, и не петрил вроде бы в многомудрой технике — механиком работал другой, — а все же вприглядку, где прямым взором, где искоса, поднаторел в ремонте организма огнедышащей машины, «локомобили» этой. На случай, если механик врагом трудового крестьянства окажется, Елистрат был бдителен; выведав что к чему, научился управлять агрегатом сам, без посторонней подсказки.
Впоследствии механик действительно врагом оказался, был он из бывших беляков, у самого Колчака служил, глаз плутоватый, бегающий имел, все норовил вред какой-нибудь принести, поджог учинить или зерно керосином облить, и, когда его накрыли, будто курицу плетушкой, увезли куда надо, Елистрат Глазачев остался один при локомобиле.
— Ничо, Веня, прорвемся. Так, кажись, пацанва выражается, — проскрипел дед Елистрат. — От нашего вмешательства локомобиля хужее того, чем она была, не станет.
— А что, — Вениамин растянул рот в улыбке, — главное сейчас к голове зад|-Гик приладить, чтоб болты с гайками совпали. Остальное обойдется.
— Не боись, родимый, если потребуется, совпадут, — продолжал скрипеть миролюбивым тоном дед Елистрат, цепко отстреливая взглядом нужную деталь, лежащую на полу, безошибочно хватая ее. Он часто нагибался,ощупывал руками то одну железяку, то другую, кряхтел и стенал; подзабыл все-таки многое — жизнь локомобиля оказалась тогда недолгой: вскоре из МТС поступил трактор с приводом, заменил локомобиль, и Елистрат Глазачев перешел работать на другую должность. Бормотал про себя: — Не первый год авось замужем — привинтим, приладим голову к заднику, все совпадет. (Продолжение следует)