КПредоянсвние с прошлого'ноыера)
— Хорошо, что вы не возражаете. Я никому об 8Т0М не говорил. Не собираюсь говорить. Но я не ' хочу, чтобы вы принимали меня
за простачка. Ваши берлинские хозяева считают, что они мною пользувотся. Это их дело. Я лично убеаден, что я пользуюсь ими. Я > служу, господин Грандель, не Кильману, но национальной Франции.
Грандель успокоился, даже повеселел. Он ответил:
— Это, дорогой господин Бре-тёйль, оттенки. Зачем о них спо-1)ить?
. На улице была все та же тревожная суета: приезжали, уезжали, толпились, обсуждая слухи, вырывали у газетчиков последние выпуски газет, прощались, спорили, пели. Бретейль торопился: у пего было свидание с корреспондентом римской газеты. Однако по дороге он зашел в церковь. Сан-Жермен-де- Пре. Он коснулся желтой пергаментной ладонью святой воды в мраморной раковине, помочил лоб, потом дошел до правого алтаря, где вокруг каменной богоматери трепетал рой свечек, и, преклонив одно колено, прочел молитву. Кругом: женщины молились за мужей, сы-' новей. ' I
После полумрака солнце показа-! лось нестерпимым. Бретейль заж-! мурился, и на минуту все поплы-1 ло: сказались бессонные ночи. А| газетчики надрывались. Вместе с| Бретейлем вышел священник в облачении.    Мальчик, прикрытый шелковой попоной, звонил в колокольчик. Кто-то умирал, и священник спешил с причастием. А в церковном садике пели птипы. И на террасе   кафе "Дэ маго" против церкви парижане, прикидываясь, что ничего в мире не происходит, тянули аперитивы, пастоенные на полыни, на анисе, на корне гиацинта, на коре эвкалипта, на; мандаринах, на ландышах.
13
Собрание на заводе "Сэн" закончилось рано: никого больше не тешили слова. Все знали, что во главе страны стоят ничтожные, малодушные люди, способные на любую измену. Рабочие были готовы к войне; но в этой решимости не было ни веселья, ни задора. Решили послать делегацию в чехословацкое посольство: выказать солидарность.
На следующее утро Легре и Пьер, направляясь в посольство, шли по Марсову Полю. Проехали танки. Девочки играли в сероо. Какой-то человек средних лет и среднего достатка философствовал: "Говорят, у чехов пяво хорошее. А я пива не люблю. Я вас спрашиваю — при чем тут мы?.."
Легре сказал Пьеру:
— Вот ты вчера говорил, что Франция скоро окажется одна. Это правильно. Но и мы во Франции одни. Мы еще говорим "Народный фронт", а его нет. Я предпочитаю Дюкана всем "социалистам": честный человек. Рабочие держатся замечательно. Зрелость оольшая... А крестьяне?.. Если Даладье пойдет на капитуляцию, эти, пожалуй, обрадуются...
Пьер улыбнулся:
— Да что крестьяне, моя Аньес оорадуется, а она — дочь рабочего, казалось — понимает. Путаница страшная. Она мне отвечает: "Что вы раньше писали?" Я лично доверяю чувству. Как с Испанией... Я видел Асанья в Б&рселоне, Вроде нашего Сарро, типичный радикал. Скажешь, он не сажал рабочих? Конечно, сажал. Но ведь не в нем дело. Так и с чехами. А вот Аньес не понимает: все валит в одну кучу.
-- Может быть, понимает,^ только боится, что тебя пошлют на Ф1ЮНТ. Ребенок у нее. Это можно понять...
Легре вздохнул: он-то один на свете, никто за него не боится.
День был' облачный; солнце чув-етвовалось за белой пеленой; больно глядеть. Пьер пробормотал:
—Какой-то заколдованный
Все вти недели он жил ойсида-нием. Даже Испания отошла на вадмй план. От одной поездки Чемберяена к Гитлеру до другой, казалось, проходили годы. Нельзя было ни работать, ни думать, ни спать. Пьер не был восторженным, как в дни народного фронта. Осталась горечь разочарования, даже пришибленность. Это не вязалось с его характером, и он думал: попал в тупик. Приходилось вести дипломатические беседы с перекупщиками военного снаряжения. Редкие и« короткие' поездки в Испанию вспоминались/ смутно, как чудесные сны. Он ждал раз-нязЕИ, разлуки, войны. А ребенок, который неизменно жцл в нёк, мечтатель из ленивого Перлинь-яйа, требовал счастья. Вот и сейчас, усльипав звуки рояля,, доносившиеся из раскрытого окна, он оегйяовился, зажмурил глаза от удрвбльствия.
^ >^ То самое скерцо... Замеча-В Носольстве их принял нёрвыЙ
советник Ванек, коренастый, неповоротливый, с широкими руками крестьянина, с толстой шеей, сдавленной крахмальным воротничком.
Все последние дни в посольство приходили делегации рабочих, и, однако, каждый раз Ванек изумленно морщил лоб. Слушая слова "солидарность пролетариата", он спрашивал себя: что же приключилось? Кто жал ему руку, говорил о гневе и надежде? Куммуни-сты1 И он признавался послу: "Я больше ничего не понимаю". '
Девять лет тому назад Ванек, по образованию филолог, по убеждениям либерал, служил в Моравской Остраве.   Там разразились беспорядки:   коммунисты демонстрировали против новых военных законов. Их похватали. Ванек выступил на процессе, как свидетель обвинения. Он обрадовался приговору: зачинщикам дали четыре года. И вот теперь в Париже его утешают коммунисты. А люди, с которыми он дружил, которых он угощал   завтраками, с которыми беседовал о линии Мажино, о речах Титулеску, об операх Сметаны,    культурные и симпатичные люди — куда-то   пропали. Как Ванек радовался весной, узнав, что Тесса назначен министром! Ведь в дни юбилея Масарика Тесса написал: "Чехословакия ^—оплот нашей западной культуры в самом центре Европы, это страна гуманизма..." А теперь к Тесса не подойти. Ванек страдал за судьбу своей страны. Статьи французских газет доводили его до бешенства. Прочитав о выступлении'! Бретейля, который назвал чехов "варварами", Ванек не стерпел, разбил кофейный сервиз. Ко всему примешивалось личное горе: он был   уроженцем маленького моравского города, расположенного неподалеку от границы. Там жили старики-родители, сестра Ванека. Он тупо повторял по сто раз за день: неужели французы выдадут? Ездил в министерство. Ловил знакомых депутатов; они отмалчивались или соболезнующе вздыхали, как на похоронах. В посольство приходили делегации; но напрасно Ванек ждал представителей печати, профессоров, адвокатов, радикалов или хотя бы социалистов. Приходили рабочие, повторяли те же слова. Ванек благодарил, жал руки и в смятении   думал :опять коммунисты!
Легре все время молчал. Говорил Пьер. И что-то поразило Ванека: приподнятость тона, необычный словарь. Ванек понял, что пе-
не выдадут? Он сказал:
— Вы сказали "в вопросе о Судетах" ...Но на спорной территории много округов с чешским населением. Там немцев нет. Я знаю это хорошо — я сам оттуда. Необходимо отстоять хотя бы эти районы.
Тесса зевнул: его утомил разговор.
— Даладье мне сообщил час тому назад, что он вылетает.в Мюнхен. Там они все решат. Представитель нашего правителтетва будет, конечно, информирован. Так что не стоит теперь заниматься географией...
Голубые глаза Ванека затуманились; но он быстро овладел собой и, поблагодарив Тесса, откланялся. А Тесса подумал: ну, и ремесло у меня! Лучше провожать убийц ва гильотину.,. Этот чех — хороший человек, но до чего он наивен! Как они не понимают, что мы не можем рисковать всем?.. Довольно благотворительности! Франция хочет, наконец-то, подумать и о себе.
Он позвонил Полет:
— Можно притти? Я хочу утешиться... Нет, нет! Новости хорошие, даже очень хорошие. ^Войны не будет. А настроение у 'меня отвратительное. Как сказал Ванек: "Душа без причины тоскует..." Хорошо, еду, еду...
14
Жолио, сняв пиджак, носился-по типографии. Материал для экстрен ного выпуска был заготовлен заранее. Особенно Жолйо гордился рассказом о детстве Чемберлена: ан^ глийский премьер в четырехлетнем возрасте Мирил своих сверстников, ц мать предсказывала ему блестящее будущее.
— Как пбдадим? — спросил один из сотрудников. — "Соглашение в Мюнхене"?
Жолио поморщился:
— Серо. "Невыразительно. Не отвечает настроению.
— Мо}кет быть: "Победа ми-Ра"?
Но и это не удовлетворило Жолио. Откинув назад голову и при-щурясь, он шепнул:
— "Победа Франции", й через
всю полосу... ;
Цо приезде в Париж, Даладье направился к Триумфальной арке, чтобы возложить венок на могилу неизвестного солдата. Закрылись учреждения, конторы, магазины. Толпа заполнила широкие тротуары Елисейских полей. .Игоди радовались: их не погонят в окопы. Особенно много было женщин. Дома'разукрасили флагами. Цветочницы йродавали розы и георгины. Накануне на затемненных улицах слышался грустный шопот, всхлипывания, хриплое пение. И сразу все сменилось праздничной
суыа-тохой. ;
В одном из ресторанов средней руки, неподалеку от Елисейских полей, за темным столиком в углу сидел Дессёр. Он только-что кончил завтракать и пил кофе. Он выбрал этот малопосещаемый ресторан, боясь встреч. Купив у газетчика "^а вуа нувель", он не взглянул на первую полосу, а стал читать напечатанные мелким шрифтом сообщения о кражах и пожарах. Он был мрачен и еще более помрачнел, когда к нему подошел Фуже:
— Ты здесь?
— Как видишь... -
В другое время Дессер обрадовался бы встрече: Фуже он знал с давних времен; оба учились в Политехнической школе, мечтали стать йн^^нерами. Потом Дессер увлекся'финансовыми операциями, а Фуже — историей и политикой. Встречались они редко, но, встречаясь, беседовали дружески, без натяжки или притворства Когда Дессеру говорили, что его любимхц! радикалы, разложились, стали прихлебателями республики, приятелями Ставицких, Дессер отвечал: "А Фуже?" Этот бородатый энтузиаст олицетворял для него добродетели старой Франции.
Фуже был добросовестным историком. Его работы о клубах яко-
бинцев в Пикардии и о борьбе прЛив шуанов/заслужили общее признание. Он жил не только философией, но и бутафорией Великой революции. Патриотизм для него сочетался с простотой нравов. Он восклицал с величайш.^й естественностью: "Отечество в опасности!" Беря в руки новорожденного сына одного из своих избирателей, он говорил счастливому отцу: "Хороший гражданин!" Фуже считал себя наследником якобинцев.
Любовь к прошлому его ослепляла. Он был убежден, что кто-то неизменно" угрожает республике, любого генерала подозревал в бонапартизме и, встретив на улице аббата, возмущенно отворачивался. Мир огращгзпвался для него Францией; тем, что происходит в других странах, он не интересовался. Вместо "Советы, Чембер-лен, дуче" он говорил: "Совье, Шамберлан, дюс". Коверкал он не только слова: хорватские "уста-ши" были для него "балканскими
нигилистами", а Ганди — "индусским Дантоном".
Сьш гравера-резчика, влюбленного в свое ремесло, он с детства знал, что труд — счастье. Ему повезло: он всегда занимался любимым делом. Он не видел, что вокруг него миллионы людей ненавидят подневольный и плохо опла-
чиваемый труд. Со1щальное два. жение представлялось ему ватеев благородных, но отвлеченных умов. Он наставлял син;щвалнстов: "Главное, не забывайте о про-* исках Ватикана!"
Карманы его были набиты да. ламн невинно пострадавших. Ов хлопотал за какуньто вдовицу, вы-селенную из квартиры, за севе» гальцев, за анархистов. Конечно он был одним из сашах ревности ных работннко]йт "Лиги для защиты прав человека и гражданина". Жена с насмешкоЁ говорила: "Наш хлопотун". Это была полная, спокойная женщина, занятая домом: мастерила абажуры, развешивала картины, вышивала подушки. Фуже шутливо жаловался: "Женился на улитке с домом". Сыновья выросли шалопаями, ничего, не хотели делать и выклянчивали деньги у Фуже, напоминая отцу, что  он стоит    за •'терпи-
мость
>1
(Продолжение следует)
Женский отдел при Федерации русских канадцев г. Монтреала устраивает в субботу 30 октября в помещении Федерации на 1221 Ст. Лауренс ул; БАНКЕТ И ТАНЦЫ. Первоклассный оркестр и развлечения. Не упустите случая посетить первый; в этом сезоне банкет. Начало в 6 часов вечера.
1^  д -"
шшт.
ред ним не рабочий, да и не^ коммунист — свободомыслящий, че-
ловек круга и мыслей Ванека.
•— Меня обрадовали ваши слова. Хорошо, что к нам приходят люди различных убеждений. Иначе могло бы создаться впечатление, что за нас одни коммунисты. Пьер вспыхнул:
— Я коммунист. Ванек вежливо улыбнулся. Они
стояли перед раскрытой дверью балкона. Доносились тревожные крики газетчико^. Ванек думал, примег ли его сегодня Тесса, и щурился от едкого света. На улице Легре сказал:
— Слушай Пьер... Теперь, конечно, не время об этом говорить. Но я давно хотел спросить... Почему ты не идешь в партию?
Пьер ответил не сразу:
— Не знаю... Так, по-моему, честнее...
Тесса наконец-то принял Ванека. Желая избежать нападок, министр стал сразу кричать:
— Как вы не понимаете? Судьба йалых держав зависит от судьбы больших. Мы не можем сейчас принять бой. Но когда мы перевооружимся, мы вернем вам вти области. Нужно уметь ждать. Когда пруссаки взяли Шлезвиг, мы не вступились. Но прошло полвека, и мы вернули датчанам их добро. Это — азбука дипломатии.
Ванек, обычно сдержанный, со-верпгал бестактность: он ответил Тесса:
— Допустив захват Шлезвига. а потом разгром Австрии, Франция подготовила Седан...
— Неуместная аналогия! Распадающаяся Вторая империя — и Франция 1938 года, в расцвете сил. Можете быть спокойны: Седан не повторится. Но нужно подождать. В вопросе о Судетах Франция разделилась.
Ванек молчал. Его обветренное лицо стало еще краснее;, на лбу вздулись жилы. А Тесса успокоился. От гнева он перешел к ласке. Он подошел; вплотную к Ванеку и зашептал:- '
—- Верьте мне, ваше горе — наше. Я хорошо йомнго время, когда статуя Страсбурга на площади Конкорд была окутана траурным крепом. Вы всходите на востер, как очистительная жертва. Вы отдаете самое дорогое, только чтобы спасти мцр. Женщины Франции этого не забудут..
Ванек вспомнил. морщинистое сухое лицо своей матери под чер-йпнм платком — мать одева^гась, как гфестьянка. Проснулась надежда, нелепая, ребяческая: вдруг
1кз
ВОБОДНЫ ЖИТЬ и работать в мире и удобствах. Свободны шч-тать, свободны составлять планы на свое будущее. Свободны от жестоких декретов. |)вободны от конфи-сиац,ииу от страданий, от произвольного заключения в тюрьму без причины.
Да, вы СВОБОДНЫ в Канаде. Сохраняйте Канаду Шбш. Помогите избавить Канаду от более продолжительной войны, от дальнейших страданий, от больших испытаний. Ускорьте нашу победу, ускорьте возвращение наших войск!
Вот как вы можете это сделать. ОДОЛЖИТЕ ВАШИ ДЕНЬГИ КАНАДЕ. Вам дадут Бонды Победы в качестве обеспечения и каждый доллар будет возвращен вам ПОЛНОСТЬЮ - с процентами! Это обещает вам Канада, а Канада всегда сдерживала свое обещание платить!
-Когда вы одалживаете ВАШИ деньги на Бонды Победы, это все еще
ВАШИ деньги. Они дают вам хорошие проценты. Каждый доллар, который вы ОДАЛЖИВАЕТЕ, дает Канаде возможность дать ее войска^ш больше мощи, ускоряет их победу, приближает светлый послевоенный период и помогает вам оставаться свободным.
ОДОЛЖИТЕ ваши деньги теперь. Одолжите свободно. Одолжите все^ что можете, из ваших сбережений, а затем одолжите больше на выплат^ Вы получите Бонды Победы за каждый доллар, который вы ОДАЛЖИ» ВАЕТЕ, и каждый бонд будет защитой вашего собственного будущего и будущего вашей семьи:
КАК ПОКУПАТЬ
Дайте ваш заказ продавцу займа Победы, который навестит вас, илц же любому отделению банка или трест-компании. Вы можете также покупать   Бонды  при посредстве вашего хозяина за наличные или на основании плана сбережений из жалованья. Или же ^ пошлите ваш заказ в вашу местную контору займа Победы. Любое из этих агентств будет радо оказать вам всю мозможную помощь в выполнении вашего заказа. Бонды можно покупать ценой $50, $100, $500, $1.000 и больше.