3 ВЕСТНИК 10 октября 1991 п
Коммунизм рушится в Советском Сююзе. Но онлкив и чувствует себя хорошо внутри тысяч отдаленных тюремных лагерей, которые расположены в сельской местности Китая. узников попали в
тюрьмы лишь за то» что выступали против правительства в Пекине. Китай - последнее Крупное коммунистическое государство, и его пенитенциарная система является последним ГУЛАГа Угроза ГУЛАГа помогает Пекину подавлять
политическое несогласие. Гарри Ву, ученый из Туверовского института, провел в китайских лагерях 19 лет. В прошлом году он вновь, причем тайно, посетил 20 лагерей. Ниже публикуете^ рассказ^Г^^
Я показал мое Д|>у1111е охранники-'^ качестве меры наказания. Я
разрешение на обратный садисты привязывали несколько раз пытался
Заключенные с бритыми головами трудились в винограднике под суровым п рисмотром полицейскиX охранников. Наблюдая эту сцену, я покатил на велосипеде медленнее. Нужно как-то ухитриться снять на пленку этих жертв "лаогая" (перевоспитания с помощью труда) на ферме Туанхэ - лагере под П ек й ном - ре шил я и включил видебкамеру. Камера выглядывала из с у м к и, п р и креплен н ой к багажнику велосипеда моей .жены,;--; ;^
-Ты что там делаешь? -закричал охранник.
- Я привожу в порядок велосипед,- закричал я в ответ.- Я старался держаться спокойно, но у меня перехватило дыхание от одной мысли о том, что меня могут снова бросить в дьявольский мир лагерей -мир, откуда я не так давно вырвался. Ведь я уже был политзаключенным и из 19 лет 5 1/2 просидел именно в этом лагере Туанхэ.
въезд в США, на который они только взглянули, поскольку не знали английского языка. Потом я раскрыл пояс с деньгами и, потор говавши сь, вытян у л пачку ассигнаций - наверно, долларов на 500, т.е. сумму, которая превышает годовую зарплату в Китае.
Что бы случилось, если б меня схватили? Я ведь не только гражданин Китая, но и бывший "правый кон т р ре вол ю ц ионер". Работая на правозащитную организацию "ЭйШа уоч*, я посвятил свою жизнь разоблачению системы колоний для заключенных и того кошмара, что мне и миллионам других невинных китайцев пришлось вынести. После освобождения из тюрьмы я уехал в постарался прошлом, получилось, о 19 годах, лагерях, возможности
ику и забыть о Но не Воспоминания проведенных в не давали успокоиться.
- Уезжай отсюда! Оставь Однажды на ферме Туанхэ в меня! - прошептал я жене. Нажимая, что было мочи на педали, она помчалась на север, а я - на юг. Я мог видеть, как охранники
конце бО-х годов один .заключенный не вы полнил дневную норму сбора урожая. Тогда наш капитан приказал. привязать
приближаются ко мне на заключенного к столбу без
велосипедах, словно две рубашки. Вскоре все его
торпеды к кораблю. И вот тело было покрыто
они уже заламывают руку за черными комарами. Я до сих
спину и наступают сапогами мне на спину.
- Ты что здесь делаешь? -рявкнул один из офицеров.
- Ничего. Я заплутался.,-солгал я.- Я из Америки
пор помню его стоны. В конце концов его отвязали, и он упал в канаву и стал кататься в ней, как сумасшедший, раздирая кожу.
заключенных большими пальцами к стропилам и отпускали их только тогда, когда они могли стать калеками навсегда. У меня самого Связывали руки за спиной, причем так высоко, что я терял сознание. Сколько раз я наблюдал^ как заключенные умирали с голоду или почти теряли рассудок, когда их лишали пищи и заставляли лежать без одеяла в маленьком ящике, который назывался "малое число"... Я должен был вернуться и рассказать об этом миру.
Используя мое английское имя Гарри Ву, чтобы ввести в заблуждение власти, я сумел получить визу в Китай. Чудом миновав таможенный контроль без проблем, на следующий день я повторил свой путь к ферме Цинхэ, то есть к пекинскому отряду #1 по перевоспитыванию через труд. На полях, шириной в 12 миль трудились сотни узн иков. Как страшно знакомо все это было.После ареста меня послали именно сюда. (Меня сначала задержали за критику советского вторжения в Венгрию; как и несметному числу других узников, мне ниногда формально не предъявляли обвинения, не выносили приговора, меня вообще не судили). Именно здесь меня в начале 60-х морили голодом, на дней сажали в число" в
несколько ящик "малое
ЮГОСЛАВИЯ: ГОД
Прошел год, как в нескольких югославских распубликах власть взяли в свои ру ни некоммунистические правительства. После 45-летнего единоличного правления компартии вернулись в оппозицию. Что изменилось за истекший год?
Конфликт хорватского руководства с проживающим в республике сербским населением превратился в кровопролитные стол к новей ия. Новые власти призывают сербов к лояльности режиму, но не хотят пойти я и на одну серьезную уступку.. Поэтому рассчитывать даже на малейшую симпатию со стороны сербского населения хорватским властям вряд ли приходится, поскольку над отношениями между _представителями двух народностей еще нависает тень геноцида усташей времен второй мировой войны.
Получив на выборах менее половины голосов избирателей. Хорватское демократическое содружество благодаря особой системе подсчета голосов обеспечило себе абсолютное большинство в парламенте и стало реорганизовывать жизнь в республике по собственным меркам. Независимый телевизионный канал с югославской ориентацией был объявлен "антихорватским*, а стало быть, враждебным. В употребление вошло понятие "партийная солидарность", которое от прежнего коммунистического тезиса о централизме отличается только названием./
Позаимствовав у своих предшественников лозунг 'Каждая революция должна уметь защищаться", правящая партия стала создавать в о е н и 3 и р о в а н н ы е формирования, не отказываясь и от нелегальных закупок
оружия за рубежом. Традиционными стали военные парады, на которых присутствует одно руководство республики.
Новое общество потребовало новых лидеров. Места прежних кумиров* и вождей заняли новые. В хорватских городах сплошь и рядом - огромные фотографии президента республики Франьо Туджмана, сувениры с его бронзовым профилем. Портреты руководителя встретишь во всех кабинетах "благодарных слу\ жащих"
Сложнее обстоит с выполнением обещаний ^^экономического процветания. Несмотря на миллионы долларов, поступающих от хорватской эмиграции, хозяйствен пая ситуация в республике не изменилась к лучшему. Нечто знакомое просматривается и в линии ХДС требовать от населения всяческого отрицания сегодня
совершить самоубийство.
Во время голода, наступившего зимой 1960 года, нам давали есть только сорго и кочерыжки от початков кукурузы. Железнррудная шахта, где я работал, закоылась: мы были слишком ослаблены голодом, чтобы работать.
Из Пекина мы с женой поехали на угольную шахту Ванжуан, иначе говоря, отряд $4 по перевоспитанию черех труд в гористой провинции Шаньси. Тут я провел 9 лет. Каждый месяц лагерники теряли руки и ноги, когда ломались подъемники или случался взрыв газа. Это было рутиной.
В этот раз, приближаясь к шахте и глядя на терриконы и унылые холмы, я испытал чувство, будто никогда отсюда не уезжал. Я разговорился с 45-летним "рабочим". В 1960 году он с отчаяния прдрЯдился на работу, который находился в тысячу миль от его дома в Шанхае. Прежде чем он узнал, куда ведут, его посадили в поезд вместе с сотнями других юношей, поеланныX на угольные шахты в провинции Шаньси. Там над ним учинили следствие. В течение 30 лет этот человек вынужден был оставаться на шахте, с клеймом бывшего уголовника.
Мы покинули шахту и отправились в Шанхай. У
меня с собой были визитные карточки, будто я работал на импортную компанию в Калифорнии.
Представляя себя бизнесменами, мы обрели исключительно удачное прикрытие. На шанхайском заводе труб "Лаодун", которы й одновременно считается отрядом #7 по перевоспитанию, нас ожидал на редкость теплый прием со стороны управняющих. Некоторые из них были были одеты в форму полицейских. Из разговора стало ясно, что они не только экспортируют товары в США, но и были бы рады расширить эту торговлю.
В Синине, столице провинции Цинхай, этой китайской Сибири, я сделал для себя открытие. Синин оказался городом, построенным в основном вокруг трудовых лагарей. Хотя положение улучшилось в связи с тем, что сейчас по политическим мотивам арестовывают реже, численность узников и суровые условия жизни в
провинции держат в страхе людей. Одна из главных улиц города - Нандацзе -сплошь состоит из контор, обслуживающих фабрики-тюрьмы. Политические репрессии - это повседневность провинции Цинхай.
Вскоре после визита в Шанхай я уехал из Китая. Я не знаю, смогу Ли я вновь увидеть родину. Но я исполнил то, что должен был исполнить.
'ради светлого (некоммунистического) будущ|№оГа-гА вот п роект закона о гражданстве, который провозглашает, что "граждан и н ом Хорватии признается только тот, кто принимает хорват с уцю кул ь-туру", вызывает у многих ассоциацию уже с более далеким прошлым.
Разумеется, переход от одной системы к другой не происходит плавно и в остальных югославских республиках. На волне борьбы с "коммунистическим прошлым" к власти нередко приходят политики, хорошо усвоившие национальные лозунги и мало размышляющие о хлебе насущном и демократии.
Любопытно и то, что оппозиция нередко одерживала абсолютную победу и в районах, где проживают привилигерованные слои бывшего режима. Очевидно, для обитателей этих кварталов социалистический идеал.
который они яростно отстаивали на трибунах, измерялся просторностью собственного служебного кабинета. И, дабы сохранить его, они быстро пересматривали свои взгляды. . Только вот различие между "товарищем Йовановичем", бывшим первым секретарем райкома, и "господином Йовановичем", нынешним руководителем районной мэрии, порой очень незначительно.
Югославское хождение по мукам посткоммунистического периода показывает, что между ушедшим режимом и обществом гражданским лежит известный переходный период. Демократия приходит не сразу. Нередко такой период приобретает национально-авторитарну0 окраску. Но, как говорил философ прошлого, опаснее абсолютной власти без законных полномочий только абсолютная власть с с полномочиями.